Никто не заметил этого, так как смотрели только на меня.

— Зачем? — повторила Марья.

— Ловушку буду делать, — хитро сообщил я и взглянул на старосту. — Или с этим какие-то проблемы?

— Ежели надо… то утречком и навоз принесем…

— Зачем же тянуть, — я встал на ноги и поправил ремень на поясе. — Идемте в ближайший дом. И я сам наберу навоз.

— Фу, — Алина закрыла рот ладонью. — Миша, ну зачем ты все это за столом…

— Милсдарь, — попытался улыбнуться Пахом, — я вам сам принесу назавтра.

— Сейчас, — я подошел к нему ближе и посмотрел прямо в бегающие глаза. — Встал и отвел меня в соседний дом.

— Михаил… — начал Олег, но не успел продолжить.

Пахом неожиданно сполз со стула и бухнулся на колени.

— Не вели казнить, княже, вели слово молвить! — заголосил он.

— Фига се, — изо рта Ивана выпала стрелка зеленого лука.

— Не виноваты мы, милсдари! Жить как-то надобно! А живность в этих местах каждный день поедом всякая нечисть жрет! Заведешь телка, а наутро лишь косточки в сараюшке лежат.

— Что здесь происходит? — Марья вскочила на ноги и покачнулась, толкнув в сторону стул.

— Пахом решил нам рассказать, почему в деревне нет животных. И в чем заключается крепость хозяйств местных жителей, я правильно понял?

Староста бросил на дверь вороватый взгляд и мне показалось, что он просчитывает, сумеет ли добежать до выхода. На пороге подозрительно кто-то закопошился.

— Попробуй только, — холодно произнес я. — И поверь, ты пожалеешь. Сначала я убью тебя, а потом верну. И заставлю служить мне.

Я выпустил тьму, и та просочилась сквозь неплотно закрытую дверь. Снаружи раздался крик, который тотчас подхватил второй, а за ним третий.

— Засада, — пояснил я и взглянул на приятелей. И тут же выругался.

Ведьмаки осоловело оглядывались и пытались подняться. Марья оперлась кулаками в столешницу, стараясь не свалиться.

— Ты отравил нас, — я развернул косу, которая словно сама прыгнула в руку.

Оружие вобрало в себя почти весь свет в комнате, тени сделались длинными и густыми.

— Позволь молвить, княже, — хрипло взмолился Пахом.

— Ты и так скажешь мне все после возвращения! — я замахнулся, и мужчина завизжал.

— Это не яд, господин! Никто и не думал вас травить. Это сонное снадобье.

— Зачем оно?

— Чтобы вы уснули и утром ушли, не вспомнив ничего странного.

— И что же тут странного?

Мужчина отполз в стене и вжался в нее, словно хотел слиться с поверхностью.

— Деревенька наша живет не своим хозяйством.

— Вы приносите жертвы?

— Нет! — выкрикнул Пахом и я сразу же поверил, потому как выглядел он в этот момент возмущенным. — Мы туристов водим.

— Что? — опешил я и на мгновенье забыл, что держу в ладони косу. Опуская руки, я едва не распорол старосту.

Тот по-девичьи заголосил и в комнату ворвалась крупная баба.

— Господин! Не велите казнить, велите слово…

— Да как же вы достали! — выругался я и отошел в сторону.

Баба загородила собой старосту и принялась тараторить:

— Мы ничего плохого не делаем, милсдарь. Токма провожаем пришлых в Лукоморье. Водим по тропам, показываем чудищ на издальках.

— Чего? — я тряхнул головой, понимая, что и мне досталось немного сонного зелья. — Кому это нужно?

— Екстремалам, — выговорила баба и кивнула для достоверности.

Три ее подбородка тоже качнулись.

— Они приезжают и просють показать им жуткости. А мы лучше кого б то ни было знаем, как обойти зазовок, как водяного задобрить или лешего не обидеть.

Я снял с пояса фляжку с чаем, радуясь, что там хороший запас и выпил почти половину. В желудке напиток разогрелся и затем жар прокатился по венам.

— Мы никого не губим, господин ведьмак, — подал голос Пахом.

Цепляясь за цветастую юбку супруги, он поднялся на ноги и испуганно смотрел на меня.

— А екстремалы нам привозют всякий провиант и денег. Не много, — тут же спохватился он. — Но чтобы нам с голоду не помереть хватает.

— Ага, — супруга старосты вновь закивала подбородками.

— Вижу, что голод вам не грозит, — я схватил кувшин с морсом и швырнул его в старосту. — Жрете вволю. И не думаете о последствиях.

— О каких? — удивился Пахом.

— Нечисть вам не ярморочные шуты. Это древняя сила, которая жила до нас и останется после. И вы с ней играете. Водите по краю мира всякий сброд и радуетесь.

— Мы не радуемся, — неуверенно возразил мужичина и ойкнул, когда жена наступила ему на ногу.

— Ну а ежели так, — баба подбоченилась и поджала губы. — Почему б нам копейку не заработать? Ежели нам есть нечего.

— Не приходит в ваши сараюшки нечисть, — отчеканил я. — Перевели вы скотину вовсе не потому, что ее жрет нежить из Лукоморья. А потому что нашли другой способ заработать на жизнь.

— Жрет нечисть, — слабо возразил Пахом.

— Свет горит ровной линией вдоль леса. Для того, что б его ни преодолела ночные гости. А почему она к вам стала приходить? Уж не оттого, что знает ваш запах? Запомнила вас и идет по следам, когда на землю спускается тьма.

— Неправда.

— Тогда я могу сделать так, — я махнул рукой и та тьма, которую мне удалось выпустить наружу, закрыла собой фонарь рядом с домом. За окнами сгустились сумерки.

Женщина в ужасе уставилась на распахнутую дверь и рванула было к ней.

— Стой, — приказал я и хлестнул ее темной плетью по ногам.

Баба грузно свалилась на пол и тотчас проворно отползла подальше от порога.

— Не губи нас, милсдарь, — простонал Пахом, заламывая руки. — Спасителем заклинаю.

— Помнил ли ты о нем, когда торговал душой? — я сплюнул на пол горькую слюну. — Ваша деревня стоит тут оплотом человеческого мира. Вам было позволено жить в мире с нечистью по договору, который заключили ведьмаки ценой своей крови. Вы вели в Лукоморье людей! Лишних!

— Это все сказки, милсдарь…

— Вели по тропам людей и уводили, раздразнив нечисть дармовым мясом, — я услышал шорох и всмотрелся в ночь, которая растекалась за открытой дверью.

Махнув рукой, отозвал тьму от фонаря и успел заметить, как в сторону леса метнулась какая-то мохнатая тварь на восьми тонких лапах.

— Спаситель, сохрани нас от зла, — забормотала баба и закрылась ладонями.

Прохор не сводил стеклянного взгляда с того места, где только что была неведомая тварь.

— Могу погасить весь свет в деревне, — вкрадчиво пообещал я. — Мне хватит тьмы прикрыть своих друзей. Нечисть не тронет меня и ведьмаков. Сколько твоих соседей доживут до рассвета?

— Не губи, — бледными губами прошмакал староста. — Проси чего хочешь. Все исполню.

— Выдашь нам проводников на завтра. Чтобы провели куда требуется.

— Хорошо.

— И если мы там сгинем по вине твоих проводников, то я вернусь. Я темный и смогу выйти из Лукоморья. Я приведу с собой всю тьму, которую сумею. Тебя я оставлю живым, Пахом. Чтобы ты…

Тут я заметил, как мужчина содрогнулся и меня пронзила жутковатая догадка.

— Скажи мне, мил человек, — я подошел ближе и почти ласково продолжил, — тебе приказали нас погубить?

— Не губите хотя бы моих детей. Меня убейте, милсдарь.

Жена старосты тонко скулила в углу.

— Я должен был выдать вам воду с сонным зельем. Чтобы вы выпили ее, когда оказались уже в Лукоморье. И там…

Осмотрев спящих товарищей, я осведомился:

— Кто тебе приказал сделать такое?

— Он сказал, что это распоряжение Синода. Что там знают, чем мы тут промышляем. Но простят и закроют глаза на наши шалости…

— Сколько действует сонное?

— Того, что в еде, хватит до утра.

— Пусть все останется в тайне. Мои друзья не должны ни о чем знать. Ты дашь нам чистой воды, Пахом. Но своему хозяину скажешь, что все идет по плану.

— Не губите, — повторил мужчина и упал на колени.

— Если сделаешь все так, как я скажу, то будешь жить. И ты и твоя деревенька. Хотя коров вы все же заведете после того, как мы все исправим.

— Благодетель…

— Помни, что ты заключаешь договор с темным. Обманешь и пожалеешь, что не можешь умереть один раз. Я буду убивать тебя сотней разных способов. Пахом.

Староста кивнул, и его жена подползла ближе.

— Господин, мы и сами не рады тому…

— Хватит врать, — я сотворил из тьмы загогулину, и она повисла над парочкой деревенщин.

Дальше я произнес несколько слов на выдуманном языке и сделал жуткое лицо.

— Клянитесь душами, что не обманете.

Если супруги и хотели других условий договора, то не решились предложить изменений в контракте. Они испуганно закивали и принесли клятву верности темному ведьмаку. Я повторил тарабарщину и развеял тьму.

— Теперь вы мои рабы. Предадите и станете живыми мертвецами. Как те в Бергардовке. Своих детей жрать начнете.

Баба завыла и уткнулась в плечо к Пахому. Тот сурово сжал губы и кивнул.